Неточные совпадения
— Вы угадали, что мне хотелось поговорить с вами? — сказал он, смеющимися
глазами глядя
на нее. — Я не ошибаюсь, что вы друг Анны. — Он снял
шляпу и, достав платок, отер им свою плешивевшую голову.
Как ни сильно желала Анна свиданья с сыном, как ни давно думала о том и готовилась к тому, она никак не ожидала, чтоб это свидание так сильно подействовало
на нее. Вернувшись в свое одинокое отделение в гостинице, она долго не могла понять, зачем она здесь. «Да, всё это кончено, и я опять одна», сказала она себе и, не снимая
шляпы, села
на стоявшее у камина кресло. Уставившись неподвижными
глазами на бронзовые часы, стоявшие
на столе между окон, она стала думать.
Когда Анна вышла в
шляпе и накидке и, быстрым движением красивой руки играя зонтиком, остановилась подле него, Вронский с чувством облегчения оторвался от пристально устремленных
на него жалующихся
глаз Голенищева и с новою любовию взглянул
на свою прелестную, полную жизни и радости подругу.
Смело подбежав к Сергею Ивановичу и блестя
глазами, столь похожими
на прекрасные
глаза отца, она подала Сергею Ивановичу его
шляпу и сделала вид, что хочет надеть
на него, робкою и нежною улыбкой смягчая свою вольность.
В это время Степан Аркадьич, со
шляпой на боку, блестя лицом и
глазами, веселым победителем входил в сад. Но, подойдя к теще, он с грустным, виноватым лицом отвечал
на ее вопросы о здоровье Долли. Поговорив тихо и уныло с тещей, он выпрямил грудь и взял под руку Левина.
Под ним (как начинает капать
Весенний дождь
на злак полей)
Пастух, плетя свой пестрый лапоть,
Поет про волжских рыбарей;
И горожанка молодая,
В деревне лето провождая,
Когда стремглав верхом она
Несется по полям одна,
Коня пред ним остановляет,
Ремянный повод натянув,
И, флер от
шляпы отвернув,
Глазами беглыми читает
Простую надпись — и слеза
Туманит нежные
глаза.
Вдруг он переступил осторожно через порог, бережно притворил за собой дверь, подошел к столу, подождал с минуту, — все это время не спуская с него
глаз, — и тихо, без шуму, сел
на стул подле дивана;
шляпу поставил сбоку,
на полу, а обеими руками оперся
на трость, опустив
на руки подбородок.
— Это вы, Самгин? — окрикнул его человек, которого он только что обогнал. Его подхватил под руку Тагильский, в сером пальто, в
шляпе, сдвинутой
на затылок, и нетрезвый; фарфоровое лицо его в красных пятнах,
глаза широко открыты и смотрят напряженно, точно боясь мигнуть.
— Чепуха какая, — задумчиво бормотал Иноков, сбивая
на ходу
шляпой пыль с брюк. — Вам кажется, что вы куда-то не туда бежали, а у меня в
глазах — щепочка мелькает, эдакая серая щепочка, точно ею выстрелили, взлетела… совсем как жаворонок… трепещет. Удивительно, право! Тут — люди изувечены, стонут, кричат, а в память щепочка воткнулась. Эти штучки… вот эдакие щепочки… черт их знает!
…Самгин сел к столу и начал писать, заказав слуге бутылку вина. Он не слышал, как Попов стучал в дверь, и поднял голову, когда дверь открылась. Размашисто бросив
шляпу на стул, отирая платком отсыревшее лицо, Попов шел к столу, выкатив
глаза, сверкая зубами.
Из-под полей
шляпы на Самгина смотрели иронические
глаза Туробоева, было ясно, что он чем-то обрадован.
Глаза его косо приподняты к вискам, уши, острые, точно у зверя, плотно прижаты к черепу, он в
шляпе с шариками и шнурками;
шляпа делала человека похожим
на жреца какой-то неведомой церкви.
Гусаров сбрил бородку, оставив сердитые черные усы, и стал похож
на армянина. Он снял крахмаленную рубашку, надел суконную косоворотку, сапоги до колена, заменил
шляпу фуражкой, и это сделало его человеком, который сразу, издали, бросался в
глаза. Он уже не проповедовал необходимости слияния партий, социал-демократов называл «седыми», социалистов-революционеров — «серыми», очень гордился своей выдумкой и говорил...
— Господа. Его сиятельс… — старик не договорил слова, оно окончилось тихим удивленным свистом сквозь зубы. Хрипло, по-медвежьи рявкая,
на двор вкатился грузовой автомобиль, за шофера сидел солдат с забинтованной шеей, в фуражке, сдвинутой
на правое ухо, рядом с ним — студент, в автомобиле двое рабочих с винтовками в руках, штатский в
шляпе, надвинутой
на глаза, и толстый, седобородый генерал и еще студент.
На улице стало более шумно, даже прокричали ура, а в ограде — тише.
После этого над ним стало тише; он открыл
глаза, Туробоев — исчез,
шляпа его лежала у ног рабочего; голубоглазый кавалерист, прихрамывая, вел коня за повод к Петропавловской крепости, конь припадал
на задние ноги, взмахивал головой, упирался передними, солдат кричал, дергал повод и замахивался шашкой над мордой коня.
Голос ее звучал все крепче, в нем слышалось нарастание ярости. Без
шляпы на голове, лицо ее, осыпанное волосами, стало маленьким и жалким, влажные
глаза тоже стали меньше.
Пригретый солнцем, опьяняемый хмельными ароматами леса, Клим задремал. Когда он открыл
глаза —
на берегу реки стоял Туробоев и, сняв
шляпу, поворачивался, как
на шарнире, вслед Алине Телепневой, которая шла к мельнице. А влево, вдали,
на дороге в село, точно плыла над землей тоненькая, белая фигурка Лидии.
Незадолго до этого дня пред Самгиным развернулось поле иных наблюдений. Он заметил, что бархатные
глаза Прейса смотрят
на него более внимательно, чем смотрели прежде. Его всегда очень интересовал маленький, изящный студент, не похожий
на еврея спокойной уверенностью в себе и
на юношу солидностью немногословных речей. Хотелось понять: что побуждает сына фабриканта
шляп заниматься проповедью марксизма? Иногда Прейс, состязаясь с Маракуевым и другими народниками в коридорах университета, говорил очень странно...
Город с утра сердито заворчал и распахнулся, открылись окна домов, двери, ворота, солидные люди поехали куда-то
на собственных лошадях, по улицам зашагали пешеходы с тростями, с палками в руках, нахлобучив
шляпы и фуражки
на глаза, готовые к бою; но к вечеру пронесся слух, что «союзники» собрались
на Старой площади, тяжко избили двух евреев и фельдшерицу Личкус, — улицы снова опустели, окна закрылись, город уныло притих.
Размахивая
шляпой, он указал ею
на жандарма; лицо у него было серое,
на висках выступил пот, челюсть тряслась, и
глаза, налитые кровью, гневно блестели. Он сидел
на постели в неудобной позе, вытянув одну ногу, упираясь другою в пол, и рычал...
Клим отказался. Тогда Тагильский, пожав его руку маленькой, но крепкой рукою, поднял воротник пальто, надвинул
шляпу на глаза и свернул за угол, шагая так твердо, как это делает человек, сознающий, что он выпил лишнее.
На нем незастегнутое пальто, в одной руке он держал
шляпу, в другой — бутылку водки. Судя по мутным
глазам, он сильно выпил, но его кривые ноги шагали твердо.
Он по утрам с удовольствием ждал, когда она, в холстинковой блузе, без воротничков и нарукавников, еще с томными, не совсем прозревшими
глазами, не остывшая от сна, привставши
на цыпочки, положит ему руку
на плечо, чтоб разменяться поцелуем, и угощает его чаем, глядя ему в
глаза, угадывая желания и бросаясь исполнять их. А потом наденет соломенную
шляпу с широкими полями, ходит около него или под руку с ним по полю, по садам — и у него кровь бежит быстрее, ему пока не скучно.
В комнату вошел, или, вернее, вскочил — среднего роста, свежий, цветущий, красиво и крепко сложенный молодой человек, лет двадцати трех, с темно-русыми, почти каштановыми волосами, с румяными щеками и с серо-голубыми вострыми
глазами, с улыбкой, показывавшей ряд белых крепких зубов. В руках у него был пучок васильков и еще что-то бережно завернутое в носовой платок. Он все это вместе со
шляпой положил
на стул.
Когда я выезжал из города в окрестности, откуда-то взялась и поехала, то обгоняя нас, то отставая, коляска; в ней
на первых местах сидел августинец с умным лицом, черными, очень выразительными
глазами, с выбритой маковкой, без
шляпы, в белой полотняной или коленкоровой широкой одежде; это бы ничего: «On ne voit que зa», — говорит француженка; но рядом с монахом сидел китаец — и это не редкость в Маниле.
На вcяком шагу бросаются в
глаза богатые магазины сукон, полотен, материй, часов,
шляп; много портных и ювелиров, словом — это уголок Англии.
И поэзия изменила свою священную красоту. Ваши музы, любезные поэты [В. Г. Бенедиктов и А. Н. Майков — примеч. Гончарова.], законные дочери парнасских камен, не подали бы вам услужливой лиры, не указали бы
на тот поэтический образ, который кидается в
глаза новейшему путешественнику. И какой это образ! Не блистающий красотою, не с атрибутами силы, не с искрой демонского огня в
глазах, не с мечом, не в короне, а просто в черном фраке, в круглой
шляпе, в белом жилете, с зонтиком в руках.
На бульваре, под яворами и олеандрами, стояли неподвижно три человеческие фигуры, гладко обритые, с синими
глазами, с красивыми бакенбардами, в черном платье, белых жилетах, в круглых
шляпах, с зонтиками, и с пронзительным любопытством смотрели то
на наше судно, то
на нас.
Тагалы нехороши собой: лица большею частью плоские, овальные, нос довольно широкий,
глаза небольшие, цвет кожи не чисто смуглый. Они стригутся по-европейски, одеваются в бумажные панталоны, сверху выпущена бумажная же рубашка; у франтов кисейная с вышитою
на европейский фасон манишкой. В
шляпах большое разнообразие: много соломенных, но еще больше европейских, шелковых, особенно серых. Метисы ходят в таком же или уже совершенно в европейском платье.
И нынче еще упорный в ненависти к англичанам голландский фермер, опустив поля
шляпы на глаза, в серой куртке, трясется верст сорок
на кляче верхом, вместо того чтоб сесть в омнибус, который, за три шилинга, часа в четыре, привезет его
на место.
Звонок повторился с новой силой, и когда Лука приотворил дверь, чтобы посмотреть
на своего неприятеля, он даже немного попятился назад: в дверях стоял низенький толстый седой старик с желтым калмыцким лицом, приплюснутым носом и узкими черными, как агат,
глазами. Облепленный грязью татарский азям и смятая войлочная
шляпа свидетельствовали о том, что гость заявился прямо с дороги.
Надежда Васильевна, старшая дочь Бахаревых, была высокая симпатичная девушка лет двадцати. Ее, пожалуй, можно было назвать красивой, но
на Маргариту она уже совсем не походила. Сравнение Хионии Алексеевны вызвало
на ее полном лице спокойную улыбку, но темно-серые
глаза, опушенные густыми черными ресницами, смотрели из-под тонких бровей серьезно и задумчиво. Она откинула рукой пряди светло-русых гладко зачесанных волос, которые выбились у нее из-под летней соломенной
шляпы, и спокойно проговорила...
— О чем же вы с ней говорили? — спросил меня Гагин, надвигая
шляпу на глаза.
Это был тот самый бродяга, который убежал из суслонского волостного правления. Нахлобучив свою валеную
шляпу на самые
глаза, он вышел
на двор.
На террасе в это время показались три разодетых барышни. Они что-то кричали старику в халате, взвизгивали и прятались одна за другую, точно взбесившаяся лошадь могла прыгнуть к ним
на террасу.
Она была вся зеленая, и платье, и
шляпа, и лицо с бородавкой под
глазом, даже кустик волос
на бородавке был, как трава. Опустив нижнюю губу, верхнюю она подняла и смотрела
на меня зелеными зубами, прикрыв
глаза рукою в черной кружевной перчатке без пальцев.
— Единственно
на минуту, многоуважаемый князь, по некоторому значительному в моих
глазах делу, — натянуто и каким-то проникнутым тоном вполголоса проговорил вошедший Лебедев и с важностию поклонился. Он только что воротился и даже к себе не успел зайти, так что и
шляпу еще держал в руках. Лицо его было озабоченное и с особенным, необыкновенным оттенком собственного достоинства. Князь пригласил его садиться.
Он выслушал ее до конца, стоя к ней боком и надвинув
на лоб
шляпу; вежливо, но измененным голосом спросил ее: последнее ли это ее слово и не подал ли он чем-нибудь повода к подобной перемене в ее мыслях? потом прижал руку к
глазам, коротко и отрывисто вздохнул и отдернул руку от лица.
Женька ждала его в маленьком скверике, приютившемся между церковью и набережной и состоявшем из десятка жалких тополей.
На ней было серое цельное выходное платье, простая круглая соломенная
шляпа с черной ленточкой. «А все-таки, хоть и скромно оделась, — подумал Платонов, глядя
на нее издали своими привычно прищуренными
глазами, — а все-таки каждый мужчина пройдет мимо, посмотрит и непременно три-четыре раза оглянется: сразу почувствует особенный тон».
Помню, я стоял спиной к дверям и брал со стола
шляпу, и вдруг в это самое мгновение мне пришло
на мысль, что когда я обернусь назад, то непременно увижу Смита: сначала он тихо растворит дверь, станет
на пороге и оглядит комнату; потом тихо, склонив голову, войдет, станет передо мной, уставится
на меня своими мутными
глазами и вдруг засмеется мне прямо в
глаза долгим, беззубым и неслышным смехом, и все тело его заколышется и долго будет колыхаться от этого смеха.
Она обернулась, но не остановилась, отвела рукою широкую голубую ленту своей круглой соломенной
шляпы, посмотрела
на меня, тихонько улыбнулась и опять устремила
глаза в книжку.
Отец остановился и, круто повернувшись
на каблуках, пошел назад. Поравнявшись с Зинаидой, он вежливо ей поклонился. Она также ему поклонилась, не без некоторого изумления
на лице, и опустила книгу. Я видел, как она провожала его
глазами. Мой отец всегда одевался очень изящно, своеобразно и просто; но никогда его фигура не показалась мне более стройной, никогда его серая
шляпа не сидела красивее
на его едва поредевших кудрях.
Вот однажды сижу я
на стене, гляжу вдаль и слушаю колокольный звон… вдруг что-то пробежало по мне — ветерок не ветерок и не дрожь, а словно дуновение, словно ощущение чьей-то близости… Я опустил
глаза. Внизу, по дороге, в легком сереньком платье, с розовым зонтиком
на плече, поспешно шла Зинаида. Она увидела меня, остановилась и, откинув край соломенной
шляпы, подняла
на меня свои бархатные
глаза.
На подъезд растерянно выскочил без фуражки швейцар Григорий и, вытянувшись по-солдатски, не сводил
глаз с молодого человека в соломенной
шляпе. Слышался смешанный говор с польским акцентом. Давно небритый седой старик, с крючковатым польским носом, пообещал кому-то тысячу «дьяблов». К галдевшей кучке, запыхавшись, подбегал трусцой Родион Антоныч, вытирая
на ходу батистовым платком свое жирное красное лицо.
Луша была в простеньком ситцевом платье и даже без
шляпы; голова была подвязана пестрым бумажным платком, глубоко надвинутым
на глаза.
Прошел еще час, пока Евгений Константиныч при помощи Чарльза пришел в надлежащий порядок и показался из своей избушки в охотничьей куртке, в серой
шляпе с ястребиным пером и в лакированных ботфортах. Генерал поздоровался с ним очень сухо и только показал
глазами на стоявшее высоко солнце; Майзель тоже морщился и передергивал плечами, как человек, привыкший больше говорить и даже думать одними жестами.
Он был одет в длинное, до пят, потертое пальто, из-под круглой измятой
шляпы жидкими прядями бессильно свешивались желтоватые прямые волосы. Светлая бородка росла
на его желтом костлявом лице, рот у него был полуоткрыт,
глаза глубоко завалились под лоб и лихорадочно блестели оттуда, из темных ям.
В это время он случайно взглянул
на входную дверь и увидал за ее стеклом худое и губастое лицо Раисы Александровны Петерсон под белым платком, коробкой надетым поверх
шляпы… Ромашов поспешно, совсем по-мальчишески, юркнул в гостиную. Но как ни короток был этот миг и как ни старался подпоручик уверить себя, что Раиса его не заметила, — все-таки он чувствовал тревогу; в выражении маленьких
глаз его любовницы почудилось ему что-то новое и беспокойное, какая-то жестокая, злобная и уверенная угроза.
Когда я его достаточно ободряла и успокоивала, то старик наконец решался войти и тихо-тихо, осторожно-осторожно отворял двери, просовывал сначала одну голову, и если видел, что сын не сердится и кивнул ему головой, то тихонько проходил в комнату, снимал свою шинельку,
шляпу, которая вечно у него была измятая, дырявая, с оторванными полями, — все вешал
на крюк, все делал тихо, неслышно; потом садился где-нибудь осторожно
на стул и с сына
глаз не спускал, все движения его ловил, желая угадать расположение духа своего Петеньки.
Гости сидели как
на иголках; некоторые даже искали
глазами свои
шляпы.
В приемной их остановили
на несколько минут просители: какой-то отставной штабс-капитан, в мундире и в треугольной еще
шляпе с пером, приносивший жалобу
на бежавшую от него жену, которая вместе с тем похитила и двухспальную их брачную постель, сделанную
на собственные его деньги; потом сморщенная, маленькая, с золотушными
глазами, старушка, которая как увидела губернатора, так и повалилась ему в ноги, вопия против собственного родного сына, прибившего ее флейтой по голове.